Самосознание является коренным свойством человека как «разумного существа», выделяющего себя в окружающей действительности в качестве самостоятельного деятеля. Представитель рода человеческого выступает «разумным субъектом» лишь определяя себя свойствами самосознания как духовной энергией своего целостного бытия, нацеленной не столько на восприятие внешнего мира, сколько обращенной внутрь собственного существа для выявления своей идейной сути как жизненного истока созидательных сил. Практическое совмещение следов этого духовного самоопределения у множества индивидов в процессе их конструктивного общения друг с другом формирует у них устойчивое коллективное «самосознание», которое и становится нравственным стержнем реализации «национальной общности». «Именно в столь привычном словосочетании «национальное самосознание», – полагает авторитетный современный исследователь духовных глубин русской философской мысли Н.П.Ильин, – происходит очевидное пересечение национального с философским; именно здесь – естественная отправная точка для дальнейших размышлении о философии нации». Принцип «целостности» должен служить идейной опорой русскому народу в понимании окружающей действительности как продолжения и претворения его собственного разумного существа.

Что же представляет собой «нация» в своем философском, целостном измерении? "Нация, – согласно реалистическому, многомерному определению И. Сталина, – есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры». По его убеждению, «достаточно отсутствия хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией… Нация представляет сочетание всех признаков, взятых вместе». Признавая важность всех указанных признаков в жизни «зрелой нации», было бы иллюзией представлять одновременность их возникновения в практическом укладе людских масс. Исторический характер развития общества позволяет предположить следующую последовательность в становлении основных атрибутов национального сообщества. Началом исторического процесса формирования «нации» в жизни людей служит становление в общении индивидов общего языка как коренного средства их устойчивого взаимопонимания. Потом происходит формирование на базе единства языка «братской психологии» солидарности. Далее идет развитие устойчивых хозяйственных связей как свидетельства единого социального процесса, обеспечивающих территориальное «сращение» жизненного пространства национального сообщества с завершением его духовного оформления в достижениях культуры.

Полагая справедливость такой логики формирования нации, надо признать, что определяющим началом национального единения людей служит Язык, когда вербально-символьное общение индивидов оказывается важнейшим внешним показателем вызревания их «духовного родства», прокладывающим путь другим видам национального единения. Но самым весомым по духовному наполнению исторической практики национального объединения людей является общность «культуры», вбирающая в себя «идеальные» творения народных масс и выражающая их представления о «совершенной» реальности. Жизненным ядром национальной «культуры» служат религиозные «символы», соединяющие творения национального духа с общечеловеческими запросами. Символ являет собой целостную, максимально интегрированную форму существования предметной реальности в жизненной практике людей, раскрывающую свое содержание в идеальном, совершенном виде как вполне самобытного существа.

С традиционной трактовкой «национального самосознания» как реализацией духовной энергии «коллективного субъекта» совместной жизни людей выражает свое несогласие Н.П.Ильин. «После многолетних размышлений, – признается он, – я пришел к выводу, что концепция «коллективного» субъекта – концепция, достаточно долго привлекавшая и меня несостоятельна». Ему представляется, что «она лишает понятия сознания и самосознания всякого ясного смысла; самосознанием наделяются не только народы, но и культуры, цивилизации, страны …, а это неверно даже как метафора».

В отношении «культуры» не буду спорить, так как это «высший продукт» духовного творчества народных масс, а не сами народные массы в единстве своих познавательных и практических способностей. Но почему же, спрашивается, неверно это в отношении других указанных персонажей мировой истории, если данные субъекты обладают собственным самосознанием? «Неверно потому, – отвечает Ильин, – что самосознание является не статичным набором «идей о себе», а деятельностью, духовной активностью – является поступком самосознания и, далее, самооценки и самоопределения. Усваивая фикцию «соборного» субъекта, мы фактически перекладываем на него ту ответственность, которая лежит на каждом из нас».

С последним тезисом пропагандистского характера «об ответственности каждого из нас» за результаты общего дела трудно согласится. Современное общество структурировано и потому разделено на высшие и низшие социальные слои, где представители высших уровней наделены наибольшей силой в определении коллективной воли и потому несут наибольшую ответственность за судьбу страны и социума. А на низших этажах социальной иерархии эта возможность социального участия у индивидов наименьшая, актуальная лишь при сломе изношенного государственного механизма, как это произошло в 1917 и 1991 годах с Россией. Поэтому в тезисе уважаемого оппонента об «ответственности каждого из нас» я вижу стремление перенести ответственность за полученный результат с главных фигурантов социального дела на простых «дворников», собирающих остатки жизненных удовольствий. Главными «отвечающими» за судьбу страны и жизнь нации являются социальные «смотрящие» за соблюдением установленного регламента «общежития», «государственные мужи» на высших уровнях административной власти.

Другой недостаток концепции «коллективного субъекта» национальной жизни, считает Н.П.Ильин, состоит в ее внутренней склонности к максимально широкой консолидации народных масс в виде всего «человечества», стирая этим всякое национальное обособление. «Беда с концепцией коллективного субъекта, — по его оценке, — заключается еще и в том, что эта концепция неизбежно эволюционирует в сторону максимальной общности; а именно, идея нации неизбежно подчиняется неким более «широким» идеям, а в конечном счете — идее человечества». Действительно, если бы жизнью людей руководил один лишь только «разум» с его тягой к обобщениям, то такая угроза была бы «фатальной». Но она управляется еще и «духовной свободой» людей, не позволяя им сбиваться в одну «всемирную кучу», дифференцируя человечество по народам, странам, цивилизациям. Как сообщает нам Библия, «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Иоан 3:8). Поэтому мы не можем признать убедительной гипотетическую угрозу Н.П.Ильина о «закабалении» людей во «всемирном человейнике». «Итак, – конкретизирует он эту угрозу, – сначала отдельный человек онтологически подчиняется национальной общности, чтобы затем подчинить уже нацию «всеобщности» человечества».

Эту мнимую угрозу поглощения «нации» всемирной реальностью «человечества» наш современник пытается обойти ликвидацией суверенитета национального сообщества по отношению к индивидуальной личности, возвышая индивида над национальной общностью, полагая, что «отправной точкой которой является именно человек, а не нация». К моему сожалению, сегодня в русской социальной среде преобладает именно такая индивидуалистическая установка в понимании соотношения национального и личного, вскормленная в российском обществе влиянием нравственных установок Западного сообщества. Именно для Западной цивилизации характерно возвышение «личной свободы» над социальным «порядком», когда индивид в погоне за личной «выгодой» вправе отвергнуть свои социальные обязанности по отношению к нации и стране. Другими словами, сегодня в жизни русского народа не хватает «национального разума» как социальной силы ограничения личной свободы.

Возвеличивая индивида в организации социума, Н.П.Ильин должен был бы признать справедливость теории «общественного договора» Т.Гоббса как межличностного соглашения индивидов о правилах совместной жизни, обозначающего, в его понимании, историческое начало рождения разумно устроенного социума и государства, рассматривая их в качестве творений индивидуального самосознания и личного ума людей. Наш современный оппонент концепции нации как «коллективного субъекта» пытается избежать логики рассуждений Гоббса за счет укоренения национального, «родственного» чувства в душе индивидов. «Значение это можно выразить так: нация первоначально существует не как внешняя реальность, которая включает человека в себя, но как реальность внутри человека. Эта потенциальная реальность нации внутри человека и есть его, человека, национальность, или народность».

Допуская вслед за мнением Н.П.Ильина гипотезу «укорененности» национального чувства в душе индивидов как исходного начала «народной сплоченности», мы в то время вынуждены отвергнуть идею «коллективизма» как врожденную для «человека разумного», так как она ведет к стиранию национальных особенностей у людей, к отрицанию их свободы как основания творческой деятельности. Поэтому приходится признать, что «национальная солидарность», этническая «сплоченность» людей – это продукт их исторической практики, первым шагом которой служит взаимопонимание индивидов посредством речевого общения как явления «коллективного разума», который и служит лингвистическим первоистоком «сплочения» людских масс в народность. Поэтому, согласно представленной исторической логике, нет никакого «врожденного национального чувства», якобы изначально присущего природе индивида.

Н.П.Ильин в поиске оснований для своей концепции о «врожденности национального чувства» соглашается с мнением русского мыслителя XIX века Н.Г. Дебольского о том, что «народность есть духовная порода человека». Но изначальна ли эта «порода» в реалиях человеческой жизни? Рассуждая о людях в контексте их национальных особенностей, наш современник пытается провести различие между личностью и природой человека: «личность – это то, что отличает человека от человека, а природа – то, что является у них общим». Внешняя оправданность предложенного размежевания указанных понятий не ведет к выявлению их содержательных особенностей. В содержательном плане «природа» человека как субстанциональная основа его существа «парадоксальна», «антиномична», «противоречива», сочетая в себе «свободу» духа с «необходимостью» тела и побуждая людей как к «созиданию», так и «разрушению» бытия. Наиболее отчетливо эта нравственная раздвоенность потенциалов человеческой натуры выразилась в исторической судьбе России как главном продукте практических деяний русского народа. «Росси – противоречива, антиномична, – признается Николай Бердяев. – Душа Росси не покрывается никакими доктринами». На фоне крайне противоречивых деяний русского народа очень сложно говорить о каком-то объединяющем прирожденном «национальном чувстве» в его душе, кроме страсти к «свободе» действий.

Именно в этой «нравственной свободе» и разноречивости кок раз и состоит главная черта русского народа, требующая от своих представителей сохранения природной «вольности», спасающей род людской от механического однообразия. Такая устойчивая разноликость практических деяний России указывает на всемирный характер русского народа, призванного историей для открытой демонстрации достоинств и недостатков человеческой натуры. «Подойти к разгадке тайны, – продолжает Бердяев, – сокрытой в душе России, можно, сразу же признав антиномичность России, жуткую ее противоречивость».

Констатируя на фоне российской действительности противоречивость, «алогичность» человеческой натуры в ее исповедании изначальной «свободы», можно увидеть черты «личностного начала» в последовательном, максимально «жестком» характере стратегии «народной жизни» как проявлении «коллективного разума», не отступающего ни в чем от изначально принятой доктрины. «Самотождественность» – вот основное определение «личности», коллективным образцом которой выступает, безусловно, еврейский народ, который как этническая субстанция полностью поглощает своей волей желания отдельных индивидов. На фоне выявленных полярностей – «разнородности» природных влечений человеческого существа к «свободе» и «одноликости» его разумного самоопределения в качестве личности – мы никак не можем признать верным утверждение Н.П. Ильина, «что именно природа человека определяет его стремление к общению с другими людьми, к созданию человеческих сообществ; и в этом смысле можно считать правильным, хотя и упрощенным, известное определение человека как «общественного животного»». С подобным толкованием существа «человека» ни в коем случае нельзя соглашаться, так как оно низводит людей на уровень «стадного существа», а общество уподобляет животному стаду, когда народности и цивилизации предстают разновидностями пород животных.

В заключительной стадии своей статьи наш современник решает вопрос о причинных факторах развития человека как важнейшего субъекта социально-исторического процесса. «Решающим фактором, подлинной причиной своего развития является сам человек, — как единственный подлинный субъект развития, как личностный творческий дух». Такое утверждение вряд ли можно распространять на всю историю мирового сообщества, где были явления «рабства», «крепостничества», «самодержавия», когда воля индивида была ничтожно мала перед мощью «социального произвола». В современном мире с его информационной безграничностью свобода индивида достигла колоссальных масштабов, обрела вселенский размах, когда слово отдельного человека может стать всемирной силой, способной перевернуть весь социальный уклад. Но для реализации созидательного порыва нужно, чтобы личный замысел индивида как инициатора дела нашел признание в душах многих людей, получил поддержку масс. Для этого индивидуально «задуманный» проект сам должен быть заряжен энергией мирового целого, питающего духом творчества практическую силу наций, государств, цивилизаций.

Н.П.Ильин, осматривая идейный горизонт исторической России в поисках концептуальных ориентиров русского народа в созидании разумного будущего, вполне оправдано ссылается на работу второй половины XIX века Н.Н.Страхова «Мир как целое». «Напомню, — сообщает наш современник, — что концепция духа как способности к самостоятельному (самобытному) развитию была изложена и обоснована Страховым в… книге «Мир как целое», и эта книга, формально натурфилософская, относится к числу важнейших первоисточников русской философии нации». Свой мировоззренческий труд сам автор характеризует как философский синтез фундаментальных открытий науки той эпохи и философской методологии Гегеля. «Вторым источником своих взглядов, — говорит он, — я считал Гегелевскую философию, — но не ее учение в каком-нибудь определенном виде, а только ее методу, которую признавал, как и теперь признаю, полным выражением научного духа». Обобщая основные результаты своей научно-философской работы, русский мыслитель XIX столетия указывает на идею «целого» как ведущий эвристический императив современной исследовательской работы мысли. «Главное содержание ее состоит, — подчеркивает автор, —… в таком анализе явлений природы и учений естественных наук, который показывает, что мир как целое есть главная руководящая идея в исследовании природы, та мысль, к которой необходимо приводит правильный ход науки в каждом частном случае». Этот концептуальный вывод русской философии XIX столетия звучит крайне актуально для России XXI века в ее стремлении отстоять собственное право на политический суверенитет, свою историческую самобытность в мировом сообществе.

Завершая изложение своего понимания национальной проблематики, Н.П.Ильин затрагивает вопрос о главных соучастниках в развитии русского народа. При этом он ссылается в собственных рассуждениях на мысль Гегеля из «Философии истории»: «каким народ представляет себе существо человека, таким является и сам народ, таков его характер». Однако «русские» люди в своей массе весьма смутно представляют «существо человека», его слабости и достоинства. Поэтому вполне правомерно, что, следуя установке немецкого мыслителя, наш современник полагает истину русского национального самосознания не в том, как «русский люд» в своей массе видит «существо человека», а «в учении русских мыслителей о том, что существом человека как раз и является его народность». Следовательно, образ «человека» в русской национальной среде оформляется не в представлениях «русских масс», а в самосознании «русского интеллектуального сообщества».

В моем понимании, природная разноликость чувств «русской народности» не позволяет ей преодолеть собственную неорганизованность силами своей натуры и четко установить для себя жизненный облик как «человека», так и собственного существа. Поэтому для того, чтобы духовно сплотиться, русскому люду необходим «внешний импульс», как это произошло когда-то с «призванием варяга» Рюрика, а затем с крещением Руси под влиянием Византии. Но христианская доктрина, духовно оформившая «русскую стихию», слишком всемирна, всечеловечна, чтобы непосредственно стать практическим путеводителем жизни русского народа в современном мире. Православную идеологию следует конкретизировать применительно к современным историческим условиям. Таким разумным путеводителем русского народа в современном мире должна стать русская философия: она должна преодолеть антиномизм, своеволие русской натуры и представить русскому народу его истинный, разумный облик.